Одесса-мама #008
Я заметил, что все молча сочувствуют ему. Как бы там Зильберштейн не жаловался на ностальгию, но он вполне прижился за границей и мог сколько угодно думать о своих торговых делах. А Рабинович, ничтожество, подонок, выродившаяся личность, сходил с ума по родине...
Лондонские докеры прекратили забастовку. Порт огласился бодрыми звуками, наполнился людьми. Подъемные краны повернули стрелы и, сигналя колокольцами, медленно двинулись по рельсам. Троих наших матросов и плотника Карнаухова старпом назначил таль-манами. Каждый из них отвечал за свой трюм и вместе с приемщиком подсчитывал доски. Я продолжал нести береговые вахты у трапа по расписанию с восьми до шестнадцати.
Мне нравилось встречать и провожать крепких, оживленных грузчиков. Каждое утро они топали башмаками по каменному причалу, поднимались по трапу и говорили мне: «Гуд морнинг». Сперва в целях бдительности я пробовал запоминать их лица, но это трудное занятие не имело смысла: рабочих приходило много, некоторые менялись во время разгрузки; к тому же резонно было думать, что злоумышленников они в трюме не потерпят, а если зайдет хороший посторонний человек, то пусть себе заходит.
Трюмы наши спустя дня три-четыре были пусты, а до конца следующей недели заполнены оборудованием. Мы закрыли их дубовыми люковицами, затем тремя слоями брезента, который укрепили штормовыми шинами и клиньями. Забункеровавшись у угольного причала, взяв котловую и питьевую воду, пароход отправился в путь — сперва по Темзе, с буксиром и лоцманом, дальше самостоятельно по Северному морю.
Вот тут английские широты и проявили себя так, как им это было положено. Погода словно компенсировала полное отсутствие пасмурных дней во время нашей стоянки в Лондоне, и на нас обрушились сразу все неприятности морских переходов: крепкий противный ветер, густющий туман — в нем собственной ладони невозможно было разглядеть, не то что судна, идущего встречным курсом. На мостике включили локатор, стали подавать гудки, сбавили ход. Правда, стоило нам миновать Ла-Манш и выйти в Бискайский залив, как власть тумана и ветра кончилась, и мы снова попали в теплый искрящийся солнечный мир. Знаменитый Бискай, зловещее «кладбище кораблей», ни разу даже не вздрогнул в течение полутора суток, пока мы по нему проходили, ни один порыв ветра не нарушил такого редкого здесь благоденствия, ни единая тучка не омрачила небо. Пароход отражался в море, как в зеркале. Около одного его борта резвились косатки. Над мачтами, чуть взмахивая крыльями, парили чайки. Получи на сайте слотв казино быстрый вывод и выигрышные слоты.
